На прошлой неделе президент подписал закон, призванный защитить русский язык от излишних заимствований применительно к городскому пространству, то есть к вывескам и рекламным объявлениям. «АН» обратились за комментариями к доктору филологических наук Ирине АННЕНКОВОЙ, профессору кафедры стилистики русского языка журфака МГУ.
Опять опоздали
– Ирина Васильевна, поддерживаете закон?
– Отношусь к нему очень сдержанно. Он опоздал лет на 30.
– И что произошло с нами за эти 30 лет?
– В филологии есть дисциплина, которая в России не известна широкому кругу. Называется – геолингвистика. Она в своём роде близка к геополитике. Эта дисциплина изучает влияние одних стран на языки других. Давайте смотреть правде в глаза: с середины XX века англоязычные страны обладают наибольшим и геополитическим, и геолингвистическим влиянием. Я, разумеется, не солидарна с теми, кто призывает отказаться от английского языка (это вообще-то язык международного делопроизводства наряду с французским, язык международного научного сообщества и т.д.), но также я не считаю, что мы должны принимать на ура всё то влияние, которое он оказывает на наше сознание.
Я говорю сейчас именно о сознании, потому что язык – в том числе русский – «не думает» наши с вами переживания. А вот на людей, на носителей языка, влияние оказывается ещё как. Идея престижа латинизированных языков, которая так долго у нас поддерживалась, не прошла бесследно (не арабица же у нас преподносилась престижной, как и не иероглифы). Результат – сентябрь–октябрь 2022 года, толпы людей, уехавших от мобилизации. И явление, которое мы называем иноагентством, – тоже продукт этой деятельности.
– Не поспоришь, нужно было озаботиться проблемой раньше, но ведь лучше поздно, чем никогда.
– Я считаю принятый закон непоследовательным. Если ставится задача понизить значение латиницы (к слову, в некоторых случаях, на мой взгляд, латиница вполне уместна), то почему этот закон не обязывает вовсе отказаться от неё при создании вывесок и объявлений? Он обязывает лишь уравновешивать латиницу кириллицей – сопровождать латинские надписи аналогичными кириллическими (тем же по размеру шрифтом и в том же месте). Что же получается? И нашим, и вашим? Причём речь идёт, к сожалению, не об обязательном переводе английских слов на русский, а о механической транслитерации (точная передача знаков одной письменности знаками другой письменности. – Прим. «АН»).
К примеру, на какой-нибудь афише рекламируется выступление музыкального коллектива под открытым небом – такие концерты обычно называют open air (англ. «открытый воздух». – Прим. «АН»), это выражение широко распространено и используется на афишах. С точки зрения здравого смысла рекламодатель должен перевести выражение на русский язык, должен так и написать – «концерт под открытым небом». Это, повторяю, с точки зрения здравого смысла. А что он должен сделать согласно принятому закону? Нечто странное – рядом с open аir написать «опен эйр». Или, может быть, «опэн эйр». Или, может быть, «оупэн эйр». Трудно назвать это заботой о русском языке. Давайте ещё обяжем издателей «Войны и мира» транслитерировать франкоязычные фрагменты романа.
Совершенно очевидно, что такие вещи вызовут шквал насмешек. Благие намерения законодателей окажутся дискредитированы. И есть ещё одна проблема. Замена или переделывание вывесок – лишние затраты для бизнеса. И если крупный бизнес с этим легко справится, то для малых и средних предприятий, особенно для тех, которые недавно начали работу и ещё не вышли в плюс, – для них это станет проблемой. Многие рукоплещут тому, что бизнесу дали время (закон вступит в силу только 1 марта 2026 года), но я бы предусмотрела для малых и средних предприятий больший срок, чем для крупных. И не удержусь от наблюдения: обогатятся те, кто оказывает услуги по изготовлению вывесок.
Риил вайб
– Вывески вывесками, но гораздо важнее живое общение между людьми. Оно продолжает наполняться варваризмами. Напомним читателю: варваризмы – это заимствования, конкурирующие с русскими словами или с другими заимствованиями, которые давно усвоены русским языком. Скажем, нравится ли вам использование слова «кейс» в значении «случай», «пример»?
– Нет, не нравится. Все эти «кейс-стади»… Налицо влияние образовательных программ других государств, прежде всего – американских бизнес-моделей обучения.
– А как вам слово «вайб» вместо «настроение», «атмосфера», «энергетика»?
– Ужасно! «Вайбы», «кринжи», «муды»… Не переношу. Успокаивает то, что эти слова, скорее всего, уйдут, как уходят многие жаргонизмы.
– Нужно ли принять закон, который позволит штрафовать журналистов за такую лексику?
– Профессиональных журналистов, сотрудников СМИ – да, нужно штрафовать, потому что они должны позиционировать себя как носителей русского литературного языка. А гостя, у которого берут интервью, штрафовать не нужно. Скажем, на интервью приходит человек, вращающийся в сфере современной музыки, – естественно, он будет изъясняться так, как это делают в его среде.
– Недавно увидел рекламу в метро, слоган звучит так: «Риил то, что надо». Если бы у меня не было детей, я бы даже не понял, что «риил» является калькой с английского real и означает «реально», «по-настоящему». Очевидно, целевая аудитория рекламы – дети, подростки.
– Очень плохо. Вместо того чтобы подтягивать аудиторию до уровня литературного языка, уровень языковой нормы осознанно снижают. Поступают так с аудиторией, которая ещё не привилась к древу высокой культуры речи.
– Говорят ли у вас на кафедре «дедлайн» в значении «срок сдачи работы»?
– К сожалению, да. Если лень выговаривать «последний срок» или «окончательный срок» – почему не сказать «сроки»? А когда на научных конференциях говорят «панельная дискуссия» (заимствованное английское panel discussion, что значит «секционная дискуссия»), это и вовсе отвратительно. Первая ассоциация – с выражением «стоять на панели». Получается, что научная среда сама же уродует язык.
А вообще должна сказать, что в первую очередь меня сейчас беспокоят не заимствования.
Атака роботов
– Тогда что же?
– Есть гораздо более серьёзная и более опасная для русского языка тенденция. Она связана с роботизированными текстами, то есть с теми, которые создаются с помощью искусственного интеллекта, изначально программируемого человеком.
Всякий язык зиждется на грамматике. Морфологическая система (система частей речи), синтаксическая система (построение высказывания) – это, если угодно, кристаллическая решётка любого языка. Если есть собственная грамматика – значит, есть язык, а если её нет – значит, это не язык, а лишь наречие или диалект (ранее мы с вами уже говорили, что украинский диалект и белорусский диалект языками в полном смысле не являются – у них русская грамматика).
Медиасфере, очевидно, нужны роботизированные тексты: они быстрее создаются, позволяют скорее сообщить читателю информацию – таково требование бизнес-конкуренции в медиапространстве. Но я могу сразу определить текст, который создан роботом и к которому человек не притрагивался. Такие тексты создаются хотя и на русском языке, но по алгоритму, который синтаксически англоязычен.
Рядовой читатель, то есть рядовой носитель языка, этого не замечает. Он не знает, что такое детерминанта в предложении (определение или обстоятельство, которое относится ко всему предложению, а не к сказуемому или подлежащему) или что такое контаминация (когда перекрещиваются компоненты словосочетаний). Но более тонкий знаток русского языка видит: порядок слов в предложениях нарушен. В нашем языке нет свободного порядка слов – от этого зависит смысл. Смысл, который в роботизированных текстах если не нарушается, то коверкается. Проще говоря, это не русский порядок слов.
Англицизмы здесь лежат не на поверхности: они не в лексических компонентах, не в заимствованных словах – а в построении предложений. Даже если кто-то употребляет исключительно русские слова (хотя едва ли такое возможно), но при этом строит высказывания по принципу английского языка – всё, это уже не русский язык.
– А если наши программисты привлекут филологов-русистов и создадут для роботизированных текстов наши, русские алгоритмы – проблема решится?
– Это по крайней мере поможет сохранению синтаксической системы нашего языка, уменьшит риски сползания русского синтаксиса в нерусский. Но, боюсь, никто не будет привлекать филологов.
Русский язык – во все вузы
– В качестве образцового закона по защите родного языка часто приводят закон Франции.
– Во французском законе мне больше всего нравится следующее. При окончании высшего учебного заведения – независимо от того, какую специальность ты получаешь, гуманитарную или техническую, – ты в обязательном порядке сдаёшь государственный экзамен по французскому языку. Сравните это с тем, что происходит у нас.
В России студенты, даже те, для которых язык является инструментом их профессиональной деятельности, изучают его в недостаточном объёме. Даже на журфаке МГУ часы преподавания русского языка с каждым годом сокращаются. Раньше мы преподавали стилистику русского языка два семестра – теперь только один. Программа русского языка для первого и второго курсов (лексикология, морфология, фразеология, синтаксис) преподаётся, на первый взгляд, столько же, в течение двух лет, но на самом деле меньше – без лекций и с сокращением количества семинаров. В результате студенты не успевают усвоить нужный объём знаний.
А на отделении медиакоммуникаций (есть у нас теперь такое отделение) стилистика вообще не изучается. На третьем курсе я читаю этим ребятам семиотику (наука о коммуникативных системах и знаках, используемых в процессе общения. – Прим. «АН»), и мне приходится объяснять им вещи, которые они должны были бы изучить раньше.
– Что же говорить о технических и естественнонаучных факультетах…
– Там русский язык вообще не преподаётся. А если бы у нас, как во Франции, обязали бы учить русский язык хотя бы до конца бакалавриата (не знаю, когда мы вернёмся к специалитету) – тогда уважения к родному языку было бы больше. Оканчивая вуз, ты становишься человеком, который формирует смыслы для нации, – у нас последние три года о смыслах говорят очень много. А как ты будешь формировать их для своего народа, если ты толком не владеешь языком своего народа?
Мат не запикать
– Что ещё вас беспокоит?
– Обсценная лексика. Сегодня она уже не является табуированной. Если раньше человеку, который пользуется матом в публичном пространстве, делали замечание, то сегодня осудят не его, а того, кто сделал замечание. Закон о недопустимости обсценной лексики должен распространяться не только на СМИ, но и вообще на всех: на песни, на кино, на блогеров, на пользователей соцсетей. И не должен допускаться такой приём, как запикивание или звёздочки: носитель языка чаще всего угадывает за ними лексику – значит, она всё равно популяризуется.
– Вы сейчас высказываетесь с лингвистических позиций или скорее с этических?
– И с тех, и с других. Если человек чрезмерно употребляет обсценную лексику, то постепенно деградирует и лингвистически, и этически. И ментально. Табу в культуре формировались не просто так. Они охраняют человека, охраняют ментальное здоровье нации. А если кто-то считает мат ценным пластом народной речи, пусть обратится к «Запискам охотника» Тургенева – там совсем другая народная речь.
Источник: argumenti.ru
